2

Москва до учреждения в ней княжеского стола, Даниил Александрович, Юрий Московский и Иоанн Калита.

ост Москвы, по выражению одного старинного сказания, "малаго дрвяннаго города", был туг и медлен. С 1147 года прошло девяносто лет, прежде чем Москва опять ярко всплыла на летописную поверхность, до этого теряясь в ряду других городов Владимиро-Суздальского княжества, таких, как Юрьев-Польский, или Переяславль и т. п. Только разгром Руси Батыем заставляет летопись яснее заговорить о ней. Сюда великий князь Юрий Всеволодович посылает, для защиты от хлынувших из Рязанской земли врагов, князя Владимира Юрьевича. И вот печальные слова летописного сказания о нашей Москве: "Татарове идоша к Москве (1237 года); тояже зимы взяша татарове Москву, а воеводу убиша, Филиппа Нянка, за православную хрестианскую веру, князя Володимера яша руками, сына Юрьева, а люди убиша от старца до сущего младенца, а град и церкви огневи предаша, и монастыри вси и села пожгоша и, много имения вземше, отъидоша". ("П. С. Русск. Летоп." 1, 196).
Итак этим печальным годом Москва, первый из городов Владимирского княжества, обратилась в развалины, хотя за протекшие с известного съезда князей девяносто лет в ней, как уже видно из приведенных летописных слов, была не одна, а несколько церквей, неизвестно, впрочем, каких; даже основались здесь монастыри, значит, раньше позднейших Данилова и Богоявленского; а самый город был уже настолько зажиточен, что враги могли взять здесь "много именья". Однако и полное разорение Москвы и избиение всех ее жителей не могло уничтожить этого города. Значение его, уже ясно осознанное во всем Владимирском княжестве, скоро привлекло на запустевшее пожарище новых людей, и Москва быстро выстроилась вновь. В ней даже появляется князь. Чрез девять лет, после названной катастрофы, именно в 1246 году, мы видим здесь храброго и энергичного князя, родного брата Александра Ярославича Невского, Михаила Хоробрита. Он был настолько силен, что выгнал из Владимира дядю своего Святослава; пал Михаил в 1248 году в битве с литовцами. По всей вероятности, при восстановлении Москвы, он именно построил в Кремле в честь своего ангела деревянный храм архистратига Михаила, после замененный каменным собором. Но это только предположение. Заслуживает особого внимания то обстоятельство, что основателем Московского княжества и родоначальником династии его князей был сын Александра Невского, соединявший в себе святость, храбрость и политическую мудрость отца своего. Только он и Димитрий царевич из всего рода московских князей были причтены церковью к лику святых.
Четвертый сын Александра Невского, Даниил, после смерти отца остался ребенком двух лет и получил в удел Москву, которая принадлежала ему до 1303 года. Этот князь первый возвысил ее на степень стольно-княжеского города, основав отдельное Московское княжество. При нем Москва окрепла, хотя и опять была взята в 1293 году татарами под предводительством Дюденя. Выросший под бурями татарскими, среди борьбы своих родичей из-за Владимирского великокняжеского стола, наш энергичный князь направил свои силы на увеличение и округление собственного небольшого удела и был "первоначальником собирания русских земель" под главенством Москвы. Он примыслил к своей вотчине основанный Юрием Долгоруким Переяславль-Залесский, доставшийся ему, по духовному завещанию от Ивана Дмитриевича, внука Невского, хотя того же домогались дяди Московского князя и двоюродные братья. Кроме того, он разбил Рязанского князя Константина Романовича, взял его в плен и присоединил к Москве Коломну замыкающую, при впадении в Оку, нашу реку. Даниил Александрович был домовитым хозяином и обстраивал свой стольный город храмами. Предания приписывают ему построение церкви Спаса на-Бору, Данилова монастыря и Богоявленского собора (в 1896 году ему исполнилось шестьсот лет), где одним из первых игуменов был брат преподобного Сергия св. Стефан и где был пострижен и монашествовал будущий митрополит всея Руси св. Алексий, сын боярина Федора Бяконта, переселившегося из Чернигова в Москву. В честь своего ангела Даниил Александрович построил за Москвою рекою Данилов монастырь. При сыне его Иоанне Калите, тамошнее иночество было переведено в Кремль, к Спасу на-Бору, а обитель Даниила с течением времени запустела. Степенная книга рассказывает, что при Иоанне III, когда этот государь ехал на охоту мимо запустевшего монастыря, под одним из молодых бояр споткнулся конь, и он принужден был остановиться. Тут явился ему светозарный муж и сказал, что он-хозяин места сего,-князь Даниил московский, погребенный здесь, и велел передать великому князю: "ты всячески забавляешься, а меня предал забвению". Иоанн Васильевич приказал петь панихиды и раздавать милостыни в память о своем предке. Но, только после еще нескольких чудесных знамений, уже Иоанн Грозный велел соорудить здесь каменную церковь и восстановить запустевший монастырь. На одной из икон Данилова монастыря изображен Иоанн IV. При царе Алексее Михайловиче и патриархе Никоне, в 1652 году, гроб св. Даниила был перенесен внутрь храма. Мощи св. Даниила были положены в серебряную раку. Принявший пред смертью иноческий чин и схиму Даниил сам приказал, по своему смирению, похоронить свое тело не в церкви, а на общем кладбище, среди других усопших. Даниилу Александровичу приписывают постройку Архангельского собора, но это могло быть восстановление его, после какого-нибудь пожара или разорения. Может быть это был и совсем новый храм в честь ангела дяди основателя Московского княжества, князя Михаила Ярославича Хоробрита. Воспроизводим с гравюры XVIII столетия изображения церкви Спаса на Бору, которая, при основателе Московского княжества, была еще деревянною. Даниилу Александровичу приписывается основание монастыря на Крутицах-местности названной так по своей крутизне. У подошвы этой возвышенности протекали две речки, с северной- Сара, с южной-Подон.
Сыновья Даниила Александровича - Юрий, получивший свое имя, вероятно, в честь основателя Москвы, и Иоанн Калита продолжали политику своего отца в деле присоединения к Москве новых земель. Первым делом Юрия Даниловича, было приобретение от Смоленского княжества Можайского удела. В год смерти своего отца (1303), он вместе со своими братьями предпринял поход на Можайск и взял его, а тамошнего удельного князя Святослава Глебовича, племянника Федора Черного, привел пленником в Москву. Приобретение Можайска было третьим важным примыслом к Москве. Ибо, владея Коломной на устье Москвы и Можайском на ее верховьях, Московский князь обладал всем ее течением и мог свободно двигаться, как в смоленские, так и в рязанские земли. Опираясь на такие владения, а, главное, побуждаемый личною энергией, Московский князь стал стремиться к великокняжескому столу во Владимире и не побоялся вступить по этой причине в соперничество и борьбу с более могущественным, чем сам князем Михаилом Ярославичем Тверским. Сама Москва, несмотря на недавнее Дюденево разорение, была уже теперь крепким городом, ибо Тверской князь, приходивший на нее во второй раз в 1308 году с большою силою, по выражению летописца, "града не взя и, не успев ничтоже, возвратися", хотя бой его у Москвы "бысть силен".
В своей борьбе с могущественной Тверью Московский князь нашел себе помощь в Великом Новгороде и в Золотой орде. С новгородцами Юрий Данилович дружил, нередко бывал у Святой Софии и бился за нее не только с тверичами, но и с немцами и шведами. В 1323 году например, он ходил против них на Неву и поставил там, на Ореховом острове, городок (впоследствии Шлиссельбург) и заключил мир со шведами, по старой пошлине; второй же раз ходил под самый Выборг.
Опираясь на новгородцев Московский князь стал домогаться отнять у Тверского князя великое княжение Владимирское. Подарками и ловкостью он снискал себе расположение хана Узбека и женился на его сестре Кончаке, названной в крещении Агафией. Получив ярлык на великое княжение, он, собрав большие силы и в сопровождении ханского баскака Кавгадыя, пошел на самую Тверь. Но энергичный Михаил Ярославич встретил их в 40 верстах от Твери, под селом Бортеневым.
В этой битве особенно отличился сам Михаил, обладавший высоким ростом, крепкими мышцами и храбростью. Москвичи были разбиты; Юрий ушел в Новгород, а Кончака, вместе со многими московскими боярами, взята была в плен. Когда она умерла в Твери, Юрий Данилович убил в Москве Тверского посла Марковича и с Кавгадыем отправился в орду, где обвинил своего соперника в разных враждебных хану деяниях и в отравлении его сестры. Вызванный туда Михаил, после жестоких мучений, был убит татарами близ Дербента, и его обесчещенное тело было привезено в Москву, а потом отвезено было в Тверь. Москва восторжествовала над нею, но ценою крови. За это и сам Юрий Данилович заплатил своею жизнью: 21-го ноября 1324 года, через шесть лет после убиения Михаила Тверского, накануне годовщины его смерти, Московский князь был убит в орде Дмитрием Михайловичем, по прозванию "Грозныя очи", который отомстил за смерть своего отца.
Тело Юрия Даниловича впоследствии привезено было в Москву и было погребено св. Петром, митрополитом всея Руси, в храме Успения (место его могилы неизвестно), при общем плаче народа Московского и брата убиенного Иоанна Даниловича. Тверич, убийца, был казнен в орде, и хан с этого времени гневался на всех Тверских князей, называя их, по выражению летописи, "крамольниками и ратными себе".
Москва вышла таким образом победительницею над Тверью, и теперь ее ожидал более широкий путь к собственному возвышению и единству России, хотя на нем впереди было много терний и камней преткновения. Тяжким трудом и кровавым потом достигалось осуществление великой цели, но Москва восходила на новую ступень своего исторического бытия.
Преемником Юрия на княжеском столе был его брат Иоанн Данилович Калита (1326-1340). Это-наиболее типичный из Московских князей - собирателей Руси.
Печать его сильного влияния видна на последующих князьях, из коих многие носили тоже имя Иоанна; она видна и на самой Москве и на ее великорусском населении.
Русский тип этого князя слагается из усердной религиозности и настойчивой, последовательной расчетливости, с отсутствием той "удалости", которая была нередкою чертою в южнорусских князьях. Набожный и умный хозяин,-вот в двух словах вся характеристика этого великого князя. Но, проявляя в своей деятельности именно эти две черты своего характера, Иоанн Данилович возвел Москву на новую, весьма важную ступень исторического бытия. Если при Юрии Долгоруком она была только небольшим городком, в роде Переяславля Залесского, Можайска и т. п., а при Юрии Даниловиче доросла до значения Твери и Рязани, то при Калите она приобретает значение, которое принадлежало Владимиру, а до него Киеву, т.е. значение всероссийское.
Похоронив брата Юрия, новый московский князь, прежде чем установить свои отношения к хану Золотой орды и добиться великокняжеского достоинства, отданного там Александру Михайловичу Тверскому, 4-го августа 1326 года заложил в Кремле каменный (вероятно, вместо деревянного) собор Успения Пресвятой Богородицы, который сделал Москву всероссийской столицей в церковном отношении. На приводимом далее рисунке с древней иконы изображено построение этого первопрестольного всея Руси храма, бывшего кафедрою Всероссийского митрополита раньше, чем Москва стала государственною столицею всея Руси. Успенский собор построен был по совету св. Петра митрополита.
Чрезвычайно важны отношения этого первосвятителя к Москве и ее князю. Житие св. Петра, составленное его современником и ставленником Прохором, епископом Ростовским, и впоследствии распространенное митрополитом Киприаном, небогато биографическими данными. Он, уроженец Волыни, семи лет был отдан в книжное учение и после одного чудесного видения стал оказывать необыкновенные успехи. 12-ти лет он принимает монашеский постриг и в монастыре научается иконописному искусству.
Митрополит Максим, перенесший всероссийскую митрополичью кафедру из разоренного Киева во Владимир, при посещении Волыни, благословил тамошнего на Рате игумена Петра и принял от него икону Богоматери, его собственного письма.
После смерти этого первосвятителя, похороненного не в Киеве, а во Владимире, в Успенском собор, некий игумен Геронтий, вероятно, с согласия великого князя Михаила Ярославича Тверского, завладел митрополичьей кафедрой и утварью и отправился в Царьград для поставления в митрополиты. В то же время Червонно - русский или Галицкий князь Юрий Львович задумал устроить Галицко-волынскую митрополию и отправил Ратского игумена Петра к Константинопольскому патриарху. Судьба устроила так, что Геронтия противные ветры задержали в море, а плавание Петра было скорое. Патриарх Афанасий и императорский Византийский двор благосклонно приняли Волынского игумена, и он был рукоположен не в Галицкого митрополита, а Киевского и всея Руси. У прибывшего затем Геронтия отобраны были священные принадлежности первосвятительского достоинства и переданы св. Петру, вместе с той иконой, которая была им поднесена покойному митрополиту Максиму. Новопоставленный митрополит поселился однако не в Киеве, где пробыл недолго, а во Владимире, вблизи великого князя и сблизился с родом Московских князей, в особенности с Иоанном Даниловичем.
В Северной Руси часть духовенства не была довольна возведением на митрополичий престол Червонно-русского кандидата, в особенности Тверской епископ Андрей, сын Полоцко-литовского князя Герденя. К патриарху Константинопольскому отправлен был донос на св. Петра, настолько важный, что из Царьграда был прислан ученый канонист для разбора дела, вместе с русским духовенством. В Переяславль Залесском был созван в 1311 году собор, имевший осудить еще и ересь, враждебную монашеству. На Переяславском соборе, кроме Тверского и Ростовского епископов, многих игумнов и священников, присутствовали и некоторые князья со своими боярами, а именно-Тверские княжичи, а, главное, тут находился Иоанн Данилович, сидевший тогда в
Переяславском уделе. По всем признакам, он держал сторону митрополита, тогда как во главе противников последнего стоял Тверской епископ, вероятно, не без поддержки своего князя и его княжичей. Несмотря на это, св. Петр был оправдан. И, несомненно, здесь завязались тесные дружеские отношения первосвятителя с Иваном Калитой, которые впоследствии так много способствовали возвышению Москвы.
Когда же вскоре затем Тверской князь послал с войском своего княжича Дмитрия Михаиловича отнять Нижний Новгород у потомства Андрея Городецкого, и тверичи уже дошли до Владимира, то митрополит Петр наложил церковное прещение за дальнейший поход. Три недели простоял здесь Тверской княжич, пока добился, чтобы митрополит разрешил его, и должен был вернуться в Тверь.
Объезжая удельные княжества, св. Петр полюбил Москву, ее князей и их политику, направленную к единству Руси, подолгу оставался у них. В Степенной книге Царского Родословия сказано: "Божий человек, преосвященный митрополит, великий чудотворец Петр прохожаше многие грады и веси; в преславном же граде Москве начать пребывать больше иных градов. Виде бо в нем благочестия держателя сего благолюбивого великого князя Ивана Даниловича, православием сияюща, и милостива до нищих и честь велию подавающа служителем святых Божьих церквей и тех учению внимающа, его же от души зело возлюби чудотворец Петр, с ним же часто беседуя и мудрствуя". Без сомнения, он не без намерения придал особую торжественность похоронам великого князя Юрия, убитого именно Тверским князем Димитрием Михайловичем. Конечно, по указанию же митрополита всея Руси, в этих похоронах участвовали "и Новгородский архиепископ Моисей, и Ростовский владыка Прохор, и Рязанский владыка Григорий и Тверской владыка Варсонофий". Если присоединить к этому еще игумнов и прочее духовенство, то этот собор, на погребении московского князя, должен был произвести сильное впечатление не только на Тверское княжество, но и на всю Русь.
Но, возвышая таким образом Москву пред Тверью, первосвятитель Петр старался поставить ее выше и Владимира, заступившего место Киева. Он лишил Владимир значения церковной столицы всея Руси. Формального или торжественного перенесения Всероссийской митрополичьей кафедры в Москву собственно не было; а просто во время своих частых объездов русских областей всероссийский митрополит все реже приезжал во Владимир, все долее гостил в Москве. Но это нельзя представлять себе несознательною случайностью, и совет-построить в Москве подобный Владимирскому собор Успения Пречистыя,-личною заботой митрополита о том, что ему здесь лучше всего найти место своего успокоения и погребения своих костей. Нет, глубокая мысль и дальновидное прозрение сделать Москву Всероссийской церковной столицей прекрасно освещена митрополитом Киприаном в его житии первосвятителя Петра. По словам этого биографа, Петр начал просить Ивана Даниловича, в то время лишь удельного князя, еще не имевшего поддержки Узбека и еще нерешительного в своих действиях, воздвигнуть в Москве такой же собор Богоматери, какой был в первопрестольном Владимире. Чтобы подвигнуть на это вотчинника малого деревянного города, такого князя, который назвал себя великим князем всея Руси только под конец жизни, притом в одной грамоте к Печорским сокольникам,-для этого необходимо было, и для высокоавторитетного старца-святителя, слово сильного и елейного убеждения и даже раскрытие отдаленного будущего. Митрополит Киприан так передает слова св. Петра, обращенные к Московскому князю: "Если, сыне, послушаешь меня, то сам прославишься паче всех князей, и весь род твой и град сей возвеличится над всеми русскими городами; святители (всероссийские) будут обитать в нем, и руки его взыдут на плеща врагов его; также и мои кости будут положены в нем".
Чрезвычайно характерен этот тон совета уже умиравшего первосвятителя, который называет сыном того князя, роду которого возвещается никому еще неясное, даже в соседней Твери, величие. Положению костей своих в будущем храме первосвятитель придает значение только примера для ряда своих преемников. Иоанн Данилович последовал знаменательному совету иерарха; но силы Московского князя были настолько слабы, что он при жизни св. Петра успел лишь вывести у самого дома своего фундамент нового храма. Святитель же Петр сам устраивал в храме нишу с каменной гробницей для себя. В декабрь 1326 года почивший святитель был погребен здесь.
В день своей кончины он служил литургию, поучал народ и раздавал милостыню. Почувствовав приближение смерти, он послал за московским тысяцким Протасием, так как Иоанна Даниловича не было в Москве, и сказал ему: "чадо, я отхожу от жития сего; оставляю сыну своему, возлюбленному Ивану милость, мир и благословение от Бога, ему и семени его до века. За то, что сын мой меня успокоил, воздаст ему Господь сторицею". Степенная книга рассказывает, что за несколько времени до кончины св. Петра, Иоанн Данилович, проезжая берегом реки Неглинной, мимо Высоцкой слободы (нынешняя Петровка), принадлежавшей, по преданию, боярину Кучке, внезапно увидал там высокую гору, покрытую снегом, который вдруг растаял, а затем исчезла и гора. Князь рассказал об этом видении митрополиту и услыхал от него объяснение: "гора высокая-это ты, князь, а снег- я, смиренный. Мне прежде тебя должно отойти из сей жизни". В память этого на месте видения Калита построил храм Боголюбской Божьей Матери, сделавшийся основным храмом Высоко-Петровского монастыря. Св. Петр построил в Кремле свой митрополичий двор при церкви Иоанна Предтечи, под Бором, которая была его временным кафедральным храмом. При возобновлении его, после 1812 года, здесь открыты были следы старинного кладбища и остатки деревянного дубового здания, по всей вероятности, бывшего митрополичьим подворьем.
Приведенное выше изображение св. митрополита Петра, снято с драгоценного покрова, возложенного на его мощи царем Алексеем Михайловичем. В соборной описи этой пелены сказано, что на нем образ святителя вышит золотом и серебром; над головою сделано в виде короны изображение Пресвятой Троицы; по ризам пробел низана крупным и мелким жемчугом; в венце двадцать-девять искр яхонтовых. Оный покров опушен червчатым бархатом. На нем слова канительные, серебряные, славянскою вязью: "Повелением благочестивого и христолюбивого царя, государя и великого князя Алексея Михайловича всея Руссии и его благоверные и христолюбивые государыни царицы и великие княгини Марьи, сделан сей покров в соборную церковь Успения Пречистыя Богородицы, великого чудотворца Петра митрополита на покровение чудотворных мощей. Наста днесь всечестный праздник пренесения честных мощей твоих, святителю Петре, веселя твое стадо, верного царя и люди, о них же не оскудевая молися Христу Богу, им же от него даровати твоей пастве сохранитися от врагов ненавествованных и спастися душам нашим". По сторонам лика надпись: "святый (по-гречески) Петр, митрополит, Московский чудотворец". Таким представляли себе лик митрополита Петра русские художники XVII века. В этом иерархе перенесшем свою всероссийскую кафедру в Москву, мы не можем не видеть одного из величайших творцов государственного могущества и величия нашей России и ее средоточия. Несколько вещественных памятников древности, сохранившихся в Москве, причесляются преданием св. Петру: 1) написанная им икона Успения Богоматери (в главном иконостасе, в нижнем его ярусе, вторая, по правую сторону от царских врат). 2) Другая икона его же письма-Богоматерь Петровская, в приделе апостолов Петра и Павла. 3) Панагия, золотая, полуовальная с драгоценными каменьями. На вставленной в нее ониксе вырезан пророк Даниил с соответствующей греческою надписью. Задняя сторона панагии-образ Божьей Матери Одигитрии. Хранится в патриаршей ризнице. 4) Саккос из лазоревого атласа с вытканными в кругах четвероконечными крестами. 5) Епитрахиль, с дробницами обнизанными жемчугом. 6) Посох. 7) Богослужебная шапка, опушенная горностаем. В духовных завещаниях князей и летописях упоминается крест чудотворца Петра, которым он благословил Иоанна Даниловича. В последний раз достопамятный крест этот упоминается при Феодоре Борисовиче (Годунове).
В оружейной палате находится посох, принадлежавший Иоанну Даниловичу и подаренный ему этим святителем. В этом древнехранилище находится также резной на кости образ св. Петра, окруженный изображениями, иллюстрирующими его житие, как-то: его рождение, постриг в иночество и проч. Над одним изображением читаем надпись: "св. Петр созда це(рковь)", над другим: "Князь великий Иван". Судя по тому, что под образом есть подпись: св. Петр - новый чудотворец, его происхождение относится к тому времени, когда были обретены его мощи, и начато было почитание его, как причтенного к лику святых. Мощи его были обретены при Иоанне III, при перестройке собора в 1472 году. В древнем иконописном подлиннике наружность первосвятителя Петра изображается так: "подобием стар, сед, брада велика и широка, должиною мерна, на главе клобук белый, риза святительская - саккос лазоревый крестечной, исподняя риза багряная, во омофоре и евангелие в руце".
Никоновская летопись говорит о преемнике этого святителя митрополите Феогносте: "прииде на великий стол, на митрополью, на Киев и на всю Русь, таже прииде в Володимер и в славный град Москву, к Пречистой Богородице Успению и к чудотворцеву гробу Петрову, и на его место седе и в его дворе нача жити... Иным же князем многим немного сладостно б, еже град Москва митрополита имяше в себе живуща". На другой 1329 год, по своем прибытии, митрополит Феогност построил в Москве, две каменные церкви-Иоанна Лествечника (ныне под Ивановской колокольней) и апостола Петра (поклонение вериг, - придел Успенского собора). И великий князь в следующем 1330 году заложил каменную церковь Спаса на Бору, и чрез три года тоже каменную церковь Михаила Архангела.
Митрополит Феогност окончательно утвердил кафедру всероссийских первосвятителей в Москве, и вся Русь стала тянуться к ней, как своему церковному средоточию. Уже это побуждало Иоанна Даниловича к сильному храмоздательству, которое впоследствии сороком сороков церквей выделило наш город из всех городов Руси.
Древние предания, кроме Успенского собора, освященного епископом Прохором, 4 августа 1327 года, определенно приписывают Иоанну Даниловичу построение следующих каменных храмов. На Боровицком холму, на самом дворе княжеском, была деревянная церковь Спаса Преображения.
*) Изображения св. Петра и Иоанна Калиты сняты с иконы Владимирской Божьей Матери находящейся в церкви Грузинской Богоматери в Москве и писанной Симоном Ушаковым в царствование Алексея Михайловича. На ней оба исторических деятеля представлены у аллегорического дерева, выросшего в Успенском соборе; в середине ветвей древесных стоит икона Владимирской Богоматери. На боковых ветвях в медальонах изображены московские святые и в их числе: царевич Димитрий, царь Федор, патриарх Филарет Никитич и проч. Внизу иконы сделаны портреты царя Алексея Михайловича и царицы Марии Ильиничны. Это одно из любопытнейших произведений знаменитого московского художника.
Калита вместо деревянной, выстроил (1330 г.) "чудную" каменную церковь, украсил ее иконами, сосудами, пеленами, снабдил книгами и всякими узорочьями и, будучи "мнихолюбив", перевел сюда иноков и архимандрию из отцовского Данилова монастыря. В Спасо-Преображенском монастыре стали хоронить, ранее Вознесенского монастыря, московских княгинь. В западном притворе храма были погребены великие княгини, принявшие иноческий чин: Елена, супруга Калиты, 1332 года, Анастасия Литовская, супруга Симеона Гордого, 1345 года, и Мария (его же), после сын Димитрия Донского Иосиф. При переделке церкви, в 1473 году, как свидетельствует Софийский Временник, "было обретено тело великой княгини Марии, в схиме Феотинии, повреждено ничем, толико ризы истлели". В 1333 году Иоанн построил в честь своего сына и своего ангела тоже каменную церковь Иоанна Лествичника, что "под колоколы", как выражается летопись, в том месте, где теперь Иван Великий. На самом краю Боровицкого холма, над спуском его к Москве-реке, стояла деревянная церковь Михаила Архангела. Здесь Иоанн Данилович, в благодарность Богу за спасение Москвы, в 1332 году, от голода, известного под названием рослой ржи, воздвиг на ее месте каменный храм, назначив ему служить усыпальницей для себя и своего потомства. Но никакого нет сомнения, что, кроме этих, определенно указанных преданиями церквей, Иоанн Данилович построил и много других. Но каких? Для решения этого весьма важного в истории Москвы вопроса, к сожалению, нет данных. Впрочем, есть известие, что в 1337 году этот князь построил церковь Иоанна Предтечи в местности, которая впоследствии стала называться Малою Лубянкою. И здесь будто находился какой-то княжий дом.
Но что при Иоанне Калите в Москве было уже много церквей, и именно построенных этим князем, это видно из известия о пожарах в нашем стольном городе. Чрез три года после смерти Калиты, под 1333 годом, летописец отмечает: "мая 31, погоре город Москва, церквей изгорело 28; в пятнадцать лет (1328-1333), се на Москве уже четвертый пожар бысть великой. В 1337 году бысть пожар на Москве (Москва вся погоре), згоре церквей 18".
Значит, только в течение шести лет, с 1337 года по, 1343, было выстроено множество церквей. Не только эти 18 сгоревших храмов, были или выстроены вновь, или только восстановлены, но было построено еще совсем уже новых 10, кои в числе 28 сгорели в 1343 году. Нет сомнения, что Симеон Гордый в три года, прошедшие со смерти Калиты, мог построить только несколько храмов.
Вообще историки мало обращают внимания на храмоздательство Иоанна Даниловича и на его усердие к церкви и ее владыкам, хотя эта черта его характера и деятельности не менее важна, чем например, накопление им богатства и даже собирание земель. Успешность этого последнего едва ли не более зависела от церковной силы этого князя, чем от богатства его калиты и благоволения орды, коими он пользовался в целях объединения Руси.
Раскрыв чисто московский характер отношений Иоанна Даниловича к Церкви и представителям Всероссийской иерархии, обратимся к государственной деятельности этого примечательного князя. Только по кончине св. митрополита Петра, он отправляется в Золотую орду по Узбеку и в 1327 году выходит оттуда с большою татарскою ратью и пятью темниками для наказания Тверского князя Александра Михайловича, который допустил убиение в Твери баскака Чолхана, или Щелкана. Соперник Москвы бежал в Псков; но там его настигло духовное оружие: митрополит Феогност отлучил и князя, и псковичей от церкви. Смирившийся враг должен был идти в орду и был там казнен. Тверское княжество, разоренное татарами, потеряло силу бороться с Москвою. Калита велел снять колокол с главного храма в Твери Спаса и привезти его в Москву, в знак зависимости первой от последней.
В 1328 году Иоанн Данилович опять поехал в орду и получил там ярлык на великое княжение. Никоновская летопись, по этому поводу, замечает: "и бысть оттоле тишина велика по всей Русской земле на 40 лет; и престаша татарове воевати Русскую землю". Та же летопись говорит, что Иван Данилович приде с пожалованием и с великою честию на великое княжение. Володимирское и седе на великом княжении на Москов; а стол Володимер и иныя многия княжения царь Азбек даде ему к Москве. Так, с этого времени, Владимир только номинально, лишь по имени, считается великокняжеским столом, каковым на самом деле с этого времени является Москва: это уже приписной к Москве, заштатный великокняжеский стол.
Очень характерную черту Иоанна Даниловича составляет и то, что он был князем-капиталистом, Калитою, т. е. кошелем с деньгами. Собственная финансовая сметка и собирание татарской дани со всех русских княжеств, порученное ему Узбеком, чрезвычайно обогатили его. Были у него и другие источники доходов: так от Новгорода Иоанн Данилович требовал закамского, т.е. сибирского серебра. На приведенном выше рисунке В. П. Верещагина князь изображен с кошельком у пояса, что соответствует словам в духовном завещании Димитрия Донского, где упоминается "пояс золот с калитою".
Пользуясь своим богатством, Иоанн Данилович увеличивал свои владения, при помощи купли земель. Так распространил он Московское княжество на юго-запад, от Коломны вверх по Оке, и приобрел там города Серпухов и Каширу, а на северо-востоке наши границы охватывали уже часть Поволжья, заключая в себе Углич и Кострому. Кроме того, Калита приобрел Звенигород, Галич Мерский и Белозерск. Для подчинения других княжеств он пользовался родственными связями. Выдав дочь свою за Ростовского князя, он при помощи своих бояр хозяйничал в его уделе, как в своем.
Своим политическим весом, богатством и спокойствием в Москве Калита привлекал в свое княжество бояр, переселявшихся сюда не только из других удельных княжеств, но и из иных земель. Так из Приднепровья пришел к нему на службу боярин Родион Нестерович с княжатами, боярскими детьми и двором, в числе 1.800 человек. С запада, из-за нашего рубежа, а может быть из Новгорода, приехал в Москву боярин Андрей Кобыла, от которого произошли многие боярские роды, в том числе Романовы. С востока из орды, пришел мурза Чет, родоначальник Годуновых. Из родословных книг наших боярских родов видно, что многие из предков их переселились в Москву, именно в это княжение. Бояре же, сомкнувшись вокруг Московских князей, дали им большую силу во всей Руси.
Важно было княжение Калиты для усиления Москвы, как крепости. Зимою 1339 года Иоанн Данилович обносит Кремник, или Кремль, дубовыми станами, кои были окончены в следующем году Великим постом. Находимые в Кремле, при разных постройках, толстые дубовые бревна, как думают, составляют остатки крепостного палисада.
Каков при Иоанне Даниловиче и вообще при первых московских князьях был великокняжеский дворец, и даже где и был-то он в Кремле, об этом до нас не дошло летописных известий. Мы, по необходимости, должны довольствоваться по этому предмету предположениями. Вотчиннический, господарский тип московских князей, говорит И. Е. Забелин, обозначался даже в самом устройстве их стольного города Москвы. В сущности, это была помещичья усадьба, обширный вотчинный двор, стоявший среди деревень и слобод, которые почти все имели какое-либо служебное назначение в хозяйстве вотчинника, в потребностях его дома и домашнего обихода. Некоторые иностранцы, уже в позднейшие столетия бывшие в Москве, вовсе не ошибались, когда весь Кремль принимали за дворец, говоря, что он обнесен каменной стеной. Действительно, первой основой Кремля, а стало быть всей Москвы, был княжий двор, или в самое древнее время, княжий стан, с необходимыми хоромами и клетями на случай проезда. Он-то и был обстроен, кроме посада, рядом хозяйственных сел и слобод, которые тянули к нему и составляли его службы. Остожье, или село Сенчинское, с обширными лугами под Девичьим, пасло табуны княжьих лошадей и заготовляло стоги сена на зиму. Слобода Конюшенная обнаруживает свое назначение самым названием, как и конюшенный двор. Поварская, со Столовым, Хлебным и Скатертным переулками, населена была приспешниками княжьего стола. Кадаши (ткачи) и Хамовники готовили так называемую белую казну полотен и другого белья. Садовники и Огородники готовили соответствующие произведения для княжьего обихода. Кречетники составляли особую охотничью слободу... Все такие служебные поселения начали возникать в самые старые времена Москвы и тянули, как к своему центру, ко двору князя-вотчинника. Первоначально этот двор был построен на крутом углу Боровицкого холма, на который, еще в начале XIX столетия, трудно было въезжать и входить, по значительности его подъема. Если церковь Иоанна Предтечи, под Бором, была первою в древнем городке Москвы, то и первый княжий двор должен был находиться возле этой церкви. В последующее время княжеский дворец отодвинулся дальше от Боровицких ворот к востоку и устроился на месте нынешнего Большого Кремлевского дворца, пред церковью Благовещенья на княжьих сенях. По преданиям первоначальная постройка этой церкви относится к 1291 году. По аналогии с киевской Русью, княжий дворец и в Москве, состоял из златоверхого терема, который составлял верхний ярус хором, как назывались остальные ярусы и вся совокупность строений. Первообразом жилых русских строений была клеть, сложенная из бревен на четыре угла. Теплая, или зимняя, называлась истьбою или истопкой. От других боярских жилищ княжий двор отличался обширной клетью, носившей название гридницы, где собирались гридни, или младшая дружина. Другие клети назывались столовыми избами, повалушами (спальни), божницами (моленныя). Общая характерная черта в устройстве княжьего двора заключалась в том, что хоромины, избы, клети ставились хотя и по две, по три в одной связи, но всегда в отдельности, даже отдельными особняками, соединяемыми сенями или переходами. Здания двора Московского князя первоначально были деревянные...
До нас дошли две душевные грамоты Иоанна Калиты - это завещания его. Обе они являются важными юридическими документами Москвы XIV столетия. В них великий князь, "идя в орду, никим не нужен, целым своим умом, в своем здоровьи, дает ряд сыном своим и княгине своей". Следуя принципу единодержавия, Иоанн Данилович дает преимущество и в своей вотчине, и во власти над остающейся, после него, семьею сыну своему большему: "приказываю тебе,-говорит грамота,-сыну своему Семену, братью твою молодшую и княгиню свою с меньшими детьми; по Бозе ты им будешь печальник".
Распределяя недвижимость и движимость князя, грамота дает много интересного для истории древнейших московских поселений, быта и одежды той эпохи. Здесь мы встречаем много сел, кои существуют до сих пор, и немало таких, кои исчезли с лица земли. Из числа первых упоминаем: Напрудское у города, Коломенское, Раменье, Гуслицу, Астафьево. Из числа вторых; Труфановское (или Трифоновское), Черноголовль на Воре, Маковец, Радонеж.
Деля свои вещи между сыновьями и дочерьми (княжнами Фетиньей и Марьей) и супругой княгиней Оленой, великий князь подробно исчисляет свой скарб, по части посуды, украшений и носильной одежды (портище). Здесь мы встречаем целую роспись разных вещей: "и чаши золоты с жемчугом, и "из судов" блюда и блюдца, и золотые с каменьями, и серебряные без украшений, и ковши, и чары, и чепи, и пояса с жемчугом и каменьями, и сердоличные, и на червчатом шелку, и царевские, и фряжские, и шапки золотые, и бармы, и ожерелья, и обручи (кольца), и гривны, монисты, и коробочки золоты, и кожухи червленый жемчужный, и кожух желтой объяри, и бугай соболий с наплечники и с великим жемчугом и с каменьем скорлатное портище с бармами", и т. д. Все это очень интересно в бытовом отношении. В обоих духовных завещаниях делаются вклады в церкви: "блюдо великое о 4 кольца Иоанн Данилович приказывает отдать святой Богородице Владимирской. Три сельца отдать на помин души в монастыри. Серебряные пояса раздать по попьям".
Та и другая душевная грамота относится к 1328 году. Первая из них писана дьяком Костромой. "А послуси (свидетели) были,-говорится в конце духовного завещания,-отец мой душевный Ефрем, отец мой душевный Федосей, отец мой душевный поп Давыд".
У этих двух грамот сохранились две хорошей работы серебреные вислые печати. В древние времена, особенно в России, печать имела более важное, чем теперь, значение. До времен Петра I считалось несовместным с достоинством государя подписывать своею рукою грамоты. Даже те государи, кои были выучены писать, как например Алексей Михайлович и Феодор Алексеевич не ставили подписей под грамотами. В виду этого, подвешивание золотой, серебряной, свинцовой или даже восковой печати было актом утверждения и вместо удостоверения подлинности того или другого документа.
Об печати Иоанна Калиты, осьмигранной формы, имеют на одной стороне: изображение Христа Спасителя, одной рукой благословляющего, а другой - держащего евангелие; на оборотной стороне изображен патрон великого князя - Иоанн Предтеча, дающий правою рукой благословение, а в левой - держащий скрижаль или таблицу. Надпись: "печать великого князя Ивана". Снизу второй его печати привешена свинцовая печать, повидимому, татарская. Воспроизводим именно эту печать Калиты. Иоанн Калита скончался 31 марта 1340 года, приняв перед смертью схиму, и погребен в Архангельском соборе, близ южных дверей у западной стены.
Летопись говорит: "По смерти Иоанна Даниловича идоша в орду сыновья его: князья Симеон, Иоанн и Андрей. Хан же Азбек, яко вельми любяше и чтяше отца их, прият их с честью и любовию, недолго держав, поучи я, како жити в тишине и послушным быти велению его; обеща им, яко никоих наветов на них не примет и никому великого княжения не вдаст; но по них чадам их да будет".